Конья:
Город тюрбанов
или
Хочешь жить — умей вертеться
—
Внимание! Впечатления здесь — исключительно субъективные!
—
Почему Джалаледдин Руми? Почему стоило ради него целую вечность ехать на автобусе?
Сегодня я этого уже не знаю, а тогда я думала так:
Потому что я когда-то любила восточную поэзию и суфийские сказки.
Потому что поэзией Руми вдохновлялся нежно любимый мною композитор Кароль Шимановский.
Потому что было интересно поглядеть на суфийские кружения, которые до сих пор проводят последователи Руми.
И потому что после Ирана я вообразила себе красоту невероятную. (Помните мавзолеи Хафиза и Саади?) Руми тоже писал на персидском, и, видимо, это порождало в моей голове какие-то ассоциации.
Но, во-первых, после Шираза мавзолей так себе, а во-вторых, оказалось, представители рода создали общественную организацию и крутятся для туристов за деньги на фоне могилы предка.
И это как-то само по себе… ну…
Хотя, конечно, сегодня жизнь такая – каждый крутится как может*.
—
Пара слов для читателей, не знакомых с историей вопроса. Дервишами, или суфиями, называют последователей самых разных духовных учителей (зачастую странствующих, презирающих мирские богатства и славу), отщепившихся от мусульманства. Поколение за поколением, суфии передают из уст в уста массу поучительных историй, совершенно изумительных по красоте и мудрости (несмотря на солидный возраст, все эти притчи или сказки, в том числе «Слепые и слон», до сих пор полны смысла и свежи, как утренняя роза). Считается, что стихи восточных поэтов, скажем, Хайяма, тоже сплошь суфийские, и что под предлогом воспевания алкоголя и луноликих красавиц на самом деле в этих строчках скрыты откровения о божественном.
Но при всём искреннем уважении к суфиям надо, конечно, не забывать, что всё это, конечно, секты, как ни крути. (Тьфу! Опять эти каламбуры).
Потому что духовный учитель в суфизме имеет над тобой практически неограниченную власть. Скажет бросить любимую работу и пойти работать золотарём – пойдёшь. Так или почти так и сделал в свое время не бедный и очень хорошо образованный поэт Руми, впавший в тяжкую психологическую зависимость от подозрительного бродячего типа по имени Шамс. Тот какое-то время обучал Руми (хотя вряд ли можно с уверенностью сказать о том, в чем это учение заключалось), а потом начисто пропал при странных обстоятельствах. Потеряв учителя, Руми был безутешен, как Ромео. В конце концов он вообще запутался, кто из них Шамс и кто Руми: стал подписывать свои стихи чужим именем. Наш русский переводчик его стихов мне рассказал, что Руми вроде бы даже выгнал одного из сыновей, так как считал, что именно он мог убить дервиша (так или не так? не знаю).
Вообще история эта крайне запутанная, и все ее рассказывают по-разному** (И я вообще не уверена, а не символы ли все это. А был ли Шамс? Смотрите: Шамс значит «солнце», и в этом свете… Ладно. Давайте сначала доскажу историю, как умею).
Долго ли, коротко ли, сам Руми стал известным и уважаемым суфием. Позже некоторые его станут почитать как святого.
Джалаледдин Руми (также известный как Мевляна)
У Руми был свой способ входить в контакт с Богом, возможно почерпнутый из общения с Шамсом (у разных дервишей разных орденов эти способы разные): он просто кружился вокруг своей оси, пока не впадал в транс. Его ученики и последователи переняли этот способ, и они практикуют ритуал (так называемую сему, или саму) и сейчас, более семи веков спустя***. Управляют орденом кружащихся дервишей**** , судя по информации на разных сайтах, потомки поэта. Базируется орден там, где жил и похоронен Руми – в Конье, а само по себе кружение ЮНЕСКО недавно признало ценным нематериальным наследием человечества, которое надо охранять.
Несколько лет назад в Конье пышно отмечалось не то рожденье Мевляны (так Руми зовут последователи – «Наш господин»), не то его воссоединение с Богом, которое произошло 700 с лишним лет тому назад. Со всех концов мира в Конью съехались кружащиеся дервиши, чтобы организовать самое грандиозное кружение всех времен и народов….
—
… Ладно. Надеюсь, я вас не слишком утомила. Дальше будет проще.
Итак, мы прибыли в Конью в один из вполне рядовых дней осенью 2009 года. После некоторых поисков, терзаний и сомнений (см. примечание номер один*) мы купили себе билеты на мероприятие и с наступлением сумерек направили свои стопы к саду за мавзолеем поэта.
—
Мальчики-колокольчики
… Да, это место называется садом, хотя, откровенно говоря, какого-то прямо уж сада я там не обнаружила – так, несколько розовых кустиков. Зато перед нами оказалась сцена под открытым небом, обрамленная с одного конца полуамфитеатром сидений для зрителей.
Когда все гости расселись и ощетинились фотоаппаратами и видеокамерами, ритуал начался.
Буду описывать его «пошагово».
Вот идет чинное сословие суфийских музыкантов. Совсем тоненький, как тростиночка, юноша с дудкой (вид у него болезненно-поэтический), за ним целая когорта людей поприземленнее, например вон тот мужчина в очках с лютней, который вполне мог бы служить где-нибудь в офисе клерком. Все музыканты завернуты в черное. На головах у них высокие валяные шапки, напоминающие наперстки.
Сразу за ними следует сосредоточенная, молчаливая братия: юноши и мальчики в белых юбках, проглядывающих под черными накидками. На них те же высокие шапки. Я подумала, что они очень похожи на мальчиков-колокольчиков из книжки Одоевского «Городок в табакерке»!
Со сложенными на груди руками и склоненной головой, закутанные в черные плащи, они встают шеренгой в противоположном от музыкантов углу сцены, а потом рассаживаются на белых шкурах на полу. Рядом с ними двое – я так понимаю, здешние гуру, поскольку их «наперстки» снабжены неким зародышем темно-зеленого тюрбана — с царственным достоинством рассаживаются на земле на шкурах, окрашенных в кровавый цвет. (У меня есть фотография – сбоку кажется, будто эти достойные люди сидят в луже крови).
Все склонили головы. Молчание. Затем юноши встают и церемонно кланяются учителям, а потом друг другу (как странно, что князь Одоевский этого не видел перед тем, как писать свою сказку!… впрочем, может быть, все-таки видел — из французских книг с литографиями?).
Наконец они скидывают свои черные плащи и остаются в белых одеяниях, состоящих из кофты, длинной белой юбки-«солнце» с широким черным поясом (или даже скорее платья), белых штанов под юбкой и черных ботинок. Их руки скрещены на плечах, как будто им холодно.
Все так же со скрещенными руками они начинают медленно идти по кругу, затем ускоряются, ускоряются — и вот они уже кружатся с раскинутыми в стороны руками и запрокинутой головой. Иерархи царственно наблюдают за белыми юношами. Один суфий в черном расхаживает взад-вперед, как будто строго наблюдая за участниками процесса (ау, князь Одоевский! Это его вы имели в виду, когда описывали в «Городке в табакерке» надзирателей-молоточков, присматривающих за мальчиками-колокольчиками и в случае чего дающих им по шапке?)
Среди белого братства есть один мелкий совсем, его одежды – темно-зеленые, того же цвета, что тюрбаны у старейшин. Вид у него в начале церемонии был несколько плутоватый (или показался мне таким). И я сразу расфантазировалась – вот младший из рода Руми, отпрыск 21 века, и угораздило же его в этой жизни родиться в такой семье… и вообще он, может, предпочел бы слушать Шакиру…
Пока я так фантазирую от нечего делать, суфийские юноши все крутятся и крутятся вокруг своей оси с раскинутыми руками, и белые суфийские юбки развеваются в сумерках. Длится это бесконечно.
(Мне сейчас кажется, что в ритуале было больше многочисленных и долгих знаков иерархии, почтения и повинования, чем я здесь описала. Юноши, видимо, несколько раз замедлялись, останавливались, кланялись учителям и друг другу и снова раскручивались. Но точно я не помню. Всё это было красиво, но сопровождалось достаточно монотонной и унылой музыкой, и я начала скучать).
Пока белые юноши кружатся, постепенно все вокруг погружается в темноту – не оттого, что мистические силы нисходят на наш материальный мир, а потому что назначенный час пришел. Уж вечер. Представление заканчивается, юноши в наперстках все замедляют шаг и наконец покидают сцену вместе со своими бородатыми гуру. Следом за ними уходят и музыканты. И мавзолей Руми гордо стоит один в темноте.
А мы рассматриваем снимки и я вспоминаю, что когда-то и сама (из чистого любопытства) пробовала кружиться.
Это было одним осенним днем в Москве. Под руководством и присмотром того самого путешественника и экстремала, благодаря которому я в свое время узнала про Каппадокию, горстка совершенно неподготовленных людей, и я в их числе, вертелись волчками почти час.
Как вы думаете, какие были мои ощущения до, во время и после? Абсолютно никаких. И в этом-то вся странность. Должно было, как минимум, укачать.
Но не будем отвлекаться от Турции.
—
Очень важные тюрбаны
На следующий день мы очутились внутри здания мавзолея. Там сейчас музей, полный туристов, почти как Альгамбра. Драгоценные книги, дорогие музыкальные инструменты. Все атрибуты роскошной жизни.
Могила Руми – огромный пафосный гроб, накрытый дорогим ковром. На нем, видимо в том месте, где у тела голова, огромный, просто гигантский, просто нескромный, я бы даже сказала, тюрбан священного темно-зеленого цвета. Серединка тюрбана – тот самый валяный наперсток, который был на головах у мальчиков-колокольчиков.
Неподалеку было еще несколько гробов поменьше, а на них и тюрбаны поменьше (но тоже ого-го). Предполагаю, что это могилы последователей Руми, глав ордена кружащихся дервишей.
Атмосфера мне там не понравилась. Безмерно пафосно и важно. И противоречит суфийским сказкам. Прямо словно Единая Россия изобрела машину времени и переместилась в 13 век (не хочу обижать суфиев – это всего лишь ассоциация).
Вообще довольно странно. Обычно я так интересуюсь книгами и музыкальными инструментами. Тем более когда они так красивы. Но в этот раз их вид нагонял на меня скуку. Занятие там я себе нашла одно – мой мозг заинтересовался только тюрбанами. Я думала: вот на гробах тюрбаны — и сами могилы называются по-турецки тюрбеси. Это определенно неспроста. Я забредала то с одной стороны, то с другой, стараясь протиснуться между туристами и запечатлеть с какого- нибудь ракурса эти гигантские головные уборы в полутьме. Но так и не сделала этого. Почему? Причин не помню. (Видимо, нельзя было снимать?)
Зато в тот же день мне представилась такая возможность в другом месте. Мы сходили в музей керамики. Это помещение когда-то было духовной школой, и здесь похоронен какой-то духовный наставник (суфий?). Здесь многое было прямо противоположно музею Руми – почти не было людей, все помещение заливал веселый солнечный свет. У окна нам представилась та же картина: большой гроб, накрытый ковром, а на нем — большой зеленый тюрбан.
Кстати, сам музей был очень интересен и вновь пробудил во мне угасшие было зачатки любознательности.
Там был совершенно дивный синий узорчатый потолок (ура! привет Персии!).
И куча любопытных цветных предметов керамики (или их обломков) разных веков. Я фотографировала приглянувшееся мне синее: синие птицы, чей-то синий ботинок, синие тарелки….
На одном из обломков была изображена вот такая характерная физиономия:
Физиономия века из тринадцатого, если не ошибаюсь, но за прошедшие века не утратила выразительности.
Представителей простого турецкого люда прошлых эпох мы потом видели в уличной живописи по всей Конье. Я собрала потом на аштрее коллекцию таких рисунков, здесь добавлю еще парочку.
На некоторых электрощитах в Конье были нарисованы кружащиеся дервиши:
(Я не поручусь, но мне кажется, что этот мальчик и этот юноша несколько сот раз проплывали мимо меня в сумерках накануне вечером).
Была еще одна картинка, где был изображен какой-то чел с сумой. Или не с сумой? Сначала я думала, что это баранья нога, теперь думаю — толстый кошель с деньгами. Рядом с ним — важный бородач в большом тюрбане и с четками, и этому важному бородачу на его большой тюрбан самопальные расклейщики приклеили объявление (см.).
О самой Конье ничего определенного сказать не могу, город как город. Мы по нему зачем-то долго слонялись. Пока ходили, видели, что по городу развешаны плакаты фестиваля мистической музыки. В качестве узнаваемого символа на них был изображен тюрбан – почему-то страстно-красного цвета. Был и еще один, совсем уже загадочный плакат: тюрбан, восседающий на пуфике с ножками… а под ним какие-то строчки из Руми.
Еще запомнилось, как в лабиринте переулков нас подкараулил какой-то турок, который, узнав, что мы туристы, непременно зачем-то хотел нас проводить на студию местного телевидения. Мы так и не поняли, с какой целью. Мы вежливо отнекивались и пытались идти своим путем, но заблудились, и дальше, как в кинокомедии, все время получалось так, что куда бы мы ни шли, отовсюду из петляющих переулков на нас снова выходил тот же самый турок и снова и снова толковал нам что-то про телевидение. Насилу мы выбрались оттуда)))
В своей решимости выжать из Коньи всё мы добрели до самого края города, чтобы увидеть огромное сооружение (похожее на стадион), выстроенное специально для ритуала семы. Стадион был пуст, у культурной организации имени Руми, гнездившейся в его стенах, оказался выходной. Поэтому мы просто поглядели на стадион, прочитали на каменной дуге вкруг него надпись на всех языках: «Будь таким, каким кажешься, или кажись таким, какой ты есть» (самое знаменитое многозначительное высказывание главного мудреца Коньи) и пошли восвояси.
Купили на обратном пути магнит с тем же изречением, который теперь занимает свое почетное место на нашем холодильнике рядом с трабзонской скрипкой и килькой.
И на этом бы можно было бы и закончить рассказ о Конье.
—
Но послушайте…
Я же чуть не забыла.
Недалеко от Коньи есть город Акшехир. В нем жил и похоронен один совершенно особенный мулла. Его звали Ходжа Насреддин. Это он беспощадно высмеивал ханжей и лицемеров, взяточников и любителей богатств.
Бродяга, хитрец, мудрец и шутник, вот кто, наверное, был настоящим суфием.
У меня как раз были две книжки с собой – их я пыталась читать в чайных Коньи — одна «Черная книга» Памука (там была сюжетная линия про Руми, с недвусмысленными намеками на гомосексуальность этого суфийского шейха) и одна – веселая книжка с байками про Насреддина. Вторая мне понравилась неизмеримо больше (кстати, это любимая детская книжка Сержа). Прознав про Акшехир, я даже разрабатывала идею добраться туда, но потом нам стало лень, но «закладку» в уме я оставила: ходжа Насреддин.
Итак, мы не добрались в тот раз до Акшехира, поберегли ноги. (Уже который раз замечаю: путешествовать можно и в уме, силой воображения. Иной раз выходит не хуже, хотя ты сам может быть даже не вышел из дома). И только сейчас, описывая Конью, я вернулась к вопросу и решила посмотреть в Интернете, как выглядит тюрбеси знаменитого шутника (Hoca Nasreddin türbesi).
На фото я увидела открытый мавзолей, больше похожий на образчики из Шираза. На том месте, где, очевидно, должна быть голова (хотя мы этого не знаем: говорят, ходжа любил проехаться на осле задом наперед), восседает неизменный тюрбан – правда, белый и каменный. Впрочем, никакой головы под ним быть не может. Дело в том, что Насреддин скорее всего вымышленный герой (собирательный персонаж, любимый герой анекдотов и баек всех народов Востока, примерно как наш Вовочка), и его надгробие, вполне возможно, просто шутка. Или символ.
Мне стало любопытно, и я просмотрела несколько миниатюр, на которых изображен наш герой.
И вот что сразу бросилось мне в глаза.
Вы только поглядите на Насреддина. Ведь он в тюрбане! И в каком!!! Его тюрбан больше всех. Он настолько грандиозен, что если бы ходже пришлось носить его по-настоящему, а не в сказках и миниатюрах, тюрбан бы непременно перевесил.
…Но ведь мы помним, каков характер у ходжи? Безусловно, он и здесь просто смеется над кем-то. И подает нам знак: что не всегда святость, выражающуюся в таких огромных головных уборах, стоит принимать всерьез.
P.S.
«Где находится самый центр Земли?» — спросили однажды Ходжу Насреддина.
«Здесь, — ответил Ходжа, воткнув свою палку в землю. — Если не верите, можете убедиться в моей правоте, измерив расстояние от меня во все стороны».
— — —
— —
—
Примечания к этой странице:
* Каждый крутится как может
Если меня кто-то сейчас поправит и скажет, что потомки Руми не имеют к коммерции никакого отношения, а в Конье проводятся и некоммерческие кружения, буду только рада. Мы постарались сделать все, что от нас зависит, чтобы обнаружить их. Думаю, если бы в тот момент они существовали там в явном виде, от нас бы это, скорее всего, не укрылось.
Конечно, мы сразу отвергли весь туристический ширпотреб с разряженными «суфиями» в кабаках (на такие представления в основном и продаются билеты, причем не только в Турции, но и в Египте, например). Во-вторых, мы изучили вопрос и выбрали самое что ни на есть официальное мероприятие, непосредственно в саду за мавзолеем. Путеводитель Lonely Planet предупреждал, что зрители туда допускаются бесплатно. Поэтому мы не поверили ласковой девушке у ворот сада, призывающей нас купить билеты, и долго кружили по городу, заходя в самые разные места, где (по сообщениям LP) билеты дают за просто так. В конце концов мы поняли, что это невозможно, сдались и раскошелились. Не то чтобы денег было жалко, просто в голову мне закралось нехорошее подозрение. Хотя, впрочем, нигде ведь не сказано, что налаживание связи с Богом проходит хуже, если оно оплачено…
— —
**Все рассказывают историю по-разному. И вы в этом убедитесь, если изучите разные источники, даже те, что на поверхности (лично я не претендую на глубокое знание сего вопроса):
Кружащиеся дервиши в Википедии (англ, рус.)
Сравн.: официальная исламская точка зрения
—
*** Практикуют ритуал и семь веков спустя
Вот почему я заподозрила символическую подоплеку в этом странном деле. Шамс значит солнце, а кружение, как я читала на одном суфийском сайте, символизирует движение Солнца и планет.
—
**** Орден тоже называют по-разному. Оригинальное название – орден Мевлеви. (От слова Мевляна – «Наш господин»). На английском языке их зовут Whirling Dervishes (от слова whirl – вихрь). А у нас достаточно часто – танцующими дервишами. Причем цитируют строки про танец, вроде как принадлежавшие Руми. Причем цитируют тоже по-разному. Вот, например, так:
Танцуй — когда разрублен!
Танцуй — сорвав бинты!
Танцуй — во время битвы!
Танцуй — в своей крови!
Танцуй — когда свободен ты!
—
Или так:
—
Танцуй – когда разрублен!
Танцуй – сорвав бинты!
Танцуй – когда погублен!
Танцуй – свободен ты!
Танцуй – средь шумной битвы!
Танцуй – в тиши ночной!
Танцуй – в часы молитвы!
Танцуй – любимый мой!
—
Всё это звучит подозрительно. Боже мой, я опять вспомнила про Индию!