/ вернуться на страницу Значение тональностей /
Тональности и итальянский язык
Фрагмент из моего полудетского эссе о Джузеппе Тартини, где я экспериментировала/фантазировала на тему тональностей, мажора-минора и слов итальянского языка. Не более чем поэтические фантазии, а хотя…
В соответствии с «теорией аффектов», Тартини, конечно, учитывал сюжет, строй каждого произведения при выборе тональности, в которой оно будет написано (очень важно, что он часто применяет программные заголовки: например, для скрипичных сонат это — «Дьявольская трель», «Покинутая Дидона», «Император», » Дорогая тень»), можно даже предположить, что он подходил к этой проблеме вполне рассудочно (во всяком случае, художники той поры даже натюрморты наполняли особым смыслом: существовали определенные каноны, по которым какие-то из изображенных предметов что-либо обозначали; не говоря уже о модных в то время различных языках цветов, по которым составляли букеты, камней и т.д.)
Он очень любовно и бережно относился также к оттенкам, особенно к piano* ( об этом чуть позже), хотя редко их проставлял (но, может быть, именно такая скупость на объяснения и обозначения — признак серьезного отношения, ощущения ответственности); что касается выбора мажора или минора — то минорные тональности он применял сравнительно редко, но если уж применял!
Одни лишь «Трель дьявола» и «Покинутая Дидона», написанные в одном и том же соль миноре, считающиеся его лучшими произведениями, сразу привлекают внимание.
Интересно, почему здесь выбран соль минор?Да и не только здесь, а и в некоторых близких по духу произведениях (например, шестой каприс Паганини, — поэтичнейший, до боли прекрасный, внушающий ощущение тревоги, как некий сумрачный, нездешний ландшафт, — и кстати, построенный на той же пресловутой трели. Совпа-дение?!)
И вот. Если заглянуть в итальянский словарь, то можно выудить из него для себя много оч-чень любопытной информации.
Слова, начинающиеся в итальянском языке со слога «sol», заинтересуют в связи с «Трелью дьявола» кого угодно. Во-первых, со слога ‘sol» начинаются слова «sole «-«солнце», а также » solo «, «solista»; прибавим к этой группе слов также слово посложней, более сюжетное, а именно » solitoquio» ( монолог) . Bce это пока не возбуждает никаких подозрений. Но дальше!
Дальше начинаются: «solitudine» (уединение, одиночество) , «solazzo («утешение»), а также глагол «sollecitare», значение которого — побуждать, торопить, искушать, беспокоить, «sollevare» — бунтовать, «sollevato» — поднявшийся, восставший, возмутившийся, и, наконец, — «soiledtatore» — «побудитель, искуситель».
Вот это да! Выглядело так маловероятно, а внезапно прекрасно сошлось! Но проверим. Соната Бетховена ля минор соч.47… Слова в итальянском языке , начинающиеся со слога «la» — это: плач , жалоба, слеза , «lamento» — плач, стон, вопль, «lascito» — завещание, «lasso» —усталый , слабый , несчастный, угнетенный , но зато и «lauro» -лавр, «lavacto santо» — крещение , «lauda» — церковный гимн, хвалебная песнь…
До-минор (тоже интересная тональность: кто-то из королей заказал однажды произведение на сочиненную им, королем, до-минорную тему, благодаря чему в одном из учебников промелькнул эпитет «в королевском до-миноре». Звучало очень красиво!); четвертый каприс Паганини; словарь: «dolore» — боль, горе, скорбь, печаль «dolce» —сладкий, нежный, но зато и «doloso»-обманный; «dominante» — господствующий, «dominio» — владычество, владение, но и «domino» —домино… Убедительно? Во всяком случае, увлекательно.
Посмотрим еще что-нибудь. Вспомним…ну, хотя бы сонату h-moll Листа — обращение к этой фигуре после обращения к Паганини вполне естественно (да, кстати, у него с Тартини тоже много общего. Ведь это он после того, как услышал игру Паганини, уединился для усиленных занятий музыкой, причем в этом ему помогало общение с книгами!). Итак.. .
«Si «-«так; да»; с » si» начинаются слова «сир,синьор». Пока, в общем, довольно обыденная картина. А потом? А потом начинаются: «sicumera» — высокомерие, самомнение, дерзость, «silenzio» — молчание, тишина, «sibilare»-свистеть, свистать, шипеть, а главное — «simbol» —символ, «simulare» — притворяться, «singhiozzare» — рыдать, всхлипывать, плакать навзрыд, и даже » sindone» — саван.
Страшная получается тональность; то ли дело Ми: во-первых, эта тональность присутствует в итальянском языке в виде слова «меня,мне», во-вторых, общее впечатление получается от этой тонаяьности как от чего-то эгоистичного и легковесного. Судите сами: мяу; котенок; ребенок, крошка; мой; любимчик; мимоза, мимический; «minore «- младший; minuzzaglia — пустяки,чепуха; но зато и «mirabile «-удивительный,чудесный, и «miraggio» — мираж, и «mistero»-тайна,таинство,мистерия, и » misterioso-таинственный,и » mistica «-мистифицировать, и, наконец, «miti» — миф….
А «Ре» — «Re»- король, государь, царь, «relitto» — оставленный, покинутый, брошенный, «renitente» — упрямый, непокорный… «Чакона» Баха: величественная, неукрощенная стихия. . .
Становится просто интересно: человек,который ввел словесные обозначения нот, не связывал их с остальными словами итальянского языка? Тогда откуда он их взял?
Нет, Гвидо д’Ареццо, наверное, понимал, что делает; кстати, маленькая деталь: вместо «до» вначале было «ут». «Utopia» — вот с чего начинается поступенное постижение гаммы, музыкальной системы вообще. Игра в бисер…
Но вернемся к Тартини, давно пора. Упоминалось его бережное отношение к piano — в его трактовке оно перестает быть просто эхом, обретает собственную значимость, собственное непостижимое обаяние. В этом содержится великое философское открытие: быть сильным — не высший удел… Тихо сказать можно намного проникновенней.
Здесь опять же можно обратиться к лингвистике.
«Il pianto» в итальянском языке — плач; в то же время «forte» наводит на другие ассоциации: форт-крепость, твердыня… To же происходит с парой мажор-минор. «Yоur Majesty » — Ваше Величество (англ.); «minne» — любовь; поэтический «minnesang » — производное слово (нем.)
И получается, что все, что относится к сфере forte — категории скорее официальные, ничего не говорящие и не значащие, в то время как сфера piano — открывает путь в самые сокровенные глубины духовной жизни.
Умение сокровенно чувствовать — в этом секрет таланта Тартини (…), он не только научился прислушиваться к piano, он пошел еще дальше: научился слушать тишину (многие исследователи отмечают так называемые «говоряшие» паузы в его произведениях).
Больше того: высший пилотаж — даже из тишины он ухитрился изъять что-то звучащее; я имею ввиду открытие им акустического феномена- «terzo suono»( «третьего звука»), которому он придавал существенное значение в интонировании двойных нот («terzo suono» — иллюзорный комбинационный тон, образуемый во внутреннем ухе в виде баса при точном соотношении двух верхних одновременно звучащих тонов»)
(…)
Чрезвычайно тонкое ощущение пространства, открытие для себя каких-то новых миров, вначале казавшихся пустынными, а затем оказавшимися заселенными и обитаемыми, — это уже перерастание романтизма в символизм, это Скрябин, «Песнь о ночи» Шимановского… И это ощущение, зародившееся, как принято считать, лишь в начале двадцатого века, присутствует все-таки уже у Тартини, в веке восемнадцатом!
Вот и опрокинута материалистическая теория об эволюции; идея постепенного развития, во-первых, скучна, а во-вторых, несостоятельна. Никакой особенной эволюции — в духовном мире — не произошло,человечество все равно не решило для себя ни один из главных вопросов, и сейчас повторяется то, что примерно было уже раньше; просто время от времени те люди, которых называют гениями, попадают в эту струю, как бы в другое измерение, и приносят нам весть о той «странной,сладостной тайне, скрытой во всем том, что стоит за этим миром, и, однако, остается невидимым» (Шелли).
Герой сегодняшней беседы, Джузеппе Тартини, как раз из тех «предвестий, предзнаменований», и доказывать это не нужно, достаточно послушать ту же «Трель дьявола»—и все станет ясно, без объяснений и сложных гипотез,которые попали и в мой реферат тоже…
Впрочем, как раз это явление объясняется просто. В каком-то необычайно древнем рыцарском романе есть замечательные строки, которые можно — с большим запасом иронии — применить, на прощание, в этом случае.
Причем идентичность происходящему здесь двойственна: в прямом и переносном смысле; все это будет здесь уместно, т.к. это, несомненно, в духе — оглядываясь назад — эпохи Джузеппе Тартини.
Но как-то раз в дремучий лес Героя
занесло случайно. Во всем вокруг
гнездилась тайна. Был ранний
час. Рассвет серел…
4.12.97-5.12.97.
— — — — —
* Тартини, подобно романтикам, дарует piano особую власть, загадочную силу. Piano — понятие уже не материальное (сила звука), а сюжетное. (Вспомним знаменитое обозначение: piano-forte-fortissimo — dolce (см. на обороте) /а что было на обороте, мне уже неведомо: не помню, а бумажный оригинал эссе я потеряла. — А.Б./