Музыкальные байки

Юмор в музыке

 

Евгений Эпштейн.

Вальс три Брамса и другие

музыкальные истории

 

Это было в столице одной из автономных республик, куда нас со скрипачом Игорем Политковским пригласили участвовать в большом праздничном концерте. Режиссер местного оперного театра придумал эффектную форму подачи нашего выступления: скрипач выходил на авансцену, и, пока настраивал инструмент, пианист, сидя за фортепиано, подъезжал к нему из-за кулис на вращающемся театральном круге. Он не учел только одного: машинист сцены в честь праздника изрядно «принял на грудь», что пагубно отразилось на координации его движений.

Когда Политковский вышел на авансцену, машинист вонзил палец в кнопку поворотного круга, но забыл вовремя ее отпустить, и я, вырулив из-за кулисы, торжественно совершил круг почета и в ту же кулису и уехал. «Чувак, ты куда?» — растерянно произнес вслед мне Игорь. В зале коротко хохотнули.

Вторая попытка соединить нас также не увенчалась успехом: палец машиниста снова заклинило на кнопке. Публика еще больше развеселилась, а совершенно опешивший Политковский все настраивал скрипку. Разъяренный режиссер ворвался за кулисы и выплеснул на голову машиниста все многоцветье богатого русского языка, а тот с побелевшими от ужаса глазами стал подталкивать круг к скрипачу короткими рывками — со стороны это походило на кадры мультика — публика уже корчилась от смеха, решив, что так было задумано. «Концертный полонез» Венявского оказался самым веселым номером праздничной программы.

* * *

В эту маленькую африканскую страну мы с Игорем Политковским приехали на несколько дней для отдыха — организаторы гастролей сделали нам подарок после напряженного турне по Западной Африке. Однако отдыха не получилось: местные власти, прослышав о нашем приезде, попросили дать хотя бы один концерт, поскольку здесь никогда не слышали наших музыкантов. Пикантность ситуации заключалась в том, что единственное пианино в городе находилось в расположении французского экспедиционного корпуса. Власти обратились с просьбой к командованию и получили разрешение на аренду инструмента.

Процессия была впечатляющей: десятка два чернокожих носильщиков, галдя, тащили старинное ободранное пианино «Гаво», от которого по дороге отваливались детали. Я аккуратно подбирал их, чтобы потом на сцене гостиничного конгресс-холла с помощью сотрудника нашего посольства приладить все на свои места. Ключа для настройки, разумеется, не было, и Политковскому пришлось опускать строй своего «Гварнери» почти до альтового тембра. Делать было нечего — концерт мы сыграли, он прошел с большим успехом, но это стоило нам огромных усилий.

«Ну и корыто! — с ненавистью пнул Политковский пианино. — «Гавее» и не придумаешь!»

«Да уж, — меланхолично согласился сотрудник посольства. — Но пусть вас утешает сознание того, что на хорошем инструменте сыграют любые музыканты, а на таком «Гаве» — только настоящие мастера!»

* * *

Перед концертом в Кампале, столице Уганды, нам подарили настоящие африканские тамтамы из шкуры ламы и с камешками внутри, отпугивающими злых духов. Свой тамтам я опробовал сразу в том концерте. Обычно в конце программы Политковский играл грузинский танец » Долури «, написанный композитором Мачавариани для скрипки соло. Стремительная темпераментная пьеса всегда имела успех. Чтобы не сидеть на сцене без дела, я поставил тамтам между ног и начал выстукивать ритм » Долури » в ансамбле со скрипачом. Успех был обвальный — нам пришлось еще дважды бисировать пьесу. На следующий день газеты писали, что африканский инструмент словно создан для грузинских ритмов.

«Ну что ж, старик, теперь тебе придется всегда возить с собой эту штуку, — хитро прищурился Игорь. — Славу надо оправдывать. Я думаю, что в Союзе ты будешь первым концертным тамтамистом».

* * *

Мы гастролировали по городам Закавказья с циклом бетховенских сонат. В одном маленьком городке на аэродроме нас встречал представитель Дома офицеров, где был объявлен концерт. Он приветливо поздоровался, но в глазах было ожидание.

— А где ваш третий? — наконец спросил он.

— Нас только двое, — ответил Политковский.

— А я заказал в гостинице три номера, — растерянно сказал военный. — Мне показалось, что на афише три фамилии.

На афише действительно друг под другом были расположены три фамилии:

Бетховен — скрипичные сонаты.

Политковский — скрипка.

Эпштейн — фортепиано.

Как жаль, что Бетховен не смог воспользоваться кавказским гостеприимством: номер-то был с видом на море!

* * *

Успех пианиста С. на концерте был безусловным. Публика требовала бисов.

— Что будете играть? — спросила за кулисами ведущая.

— Объявите три вальса Брамса, — бросил на ходу пианист и отправился на очередной поклон.

Ведущая выплыла на сцену и провозгласила:

— Три Брамса вальса!

Почувствовав, что что-то не так, она торопливо поправилась:

— Простите, вальс три Брамса!

* * *

В молодые годы скрипач Эдуард Грач выступал иногда «в антураже» Майи Плисецкой, исполняя партию скрипки в знаменитом «Умирающем лебеде». Однажды на репетиции осветитель, видимо, увлекшись музыкой, слишком долго держал в луче прожектора скрипача. С режиссерского пульта прозвучала раздраженная команда:

— Свет на Лебедя, а не на Грача!

 

Источник — здесь.

Вернуться к статье Юмор в музыке