Фигурные стихотворения

статьи

Фигурные стихотворения:
интеллектуальная игра в форме искусства

 

История фигурных стихов (представляющих собой изображения материальных предметов) насчитывает более двух тысячелетий. Появившись в древней Александрии около IV века до нашей эры, это искусство привлекало авторов разных эпох, среди которых были древнегреческие ученые поэты, средневековые аббаты, знаменитые Рабле, Полоцкий, Державин, оксфордский профессор Льюис Кэрролл, французский поэт Гийом Аполлинер, и многие другие.

Несмотря на свою увлекательную историю, фигурные стихи долгое время удостаивались лишь кратких упоминаний в книгах, посвященных литературным курьезам. До сих пор не существует ни одного более или менее подробного сочинения о них. Это объясняется тем, что фигурные стихи рассматривались лишь с литературной точки зрения, тогда как их значение намного шире и принадлежит вовсе не истории литературы, но скорее — истории человеческой мысли.

К концу XX века эта интеллектуальная игра внезапно обрела новое, современное звучание, удивительное для своего древнего возраста. Ее даже стали называть авангардом. Чем объясняется загадочная вечная юность графической поэзии? Об этом скажем после краткого курса из ее истории.

 

Фигурные стихи знают неисчислимое множество форм.

В период со Средневековья и до XX столетия это треугольники, пирамиды, звезды, сердца, кресты, лестницы. В древности и начиная с рубежа 19-20 вв. фигурные стихи были еще более изощренными. Известны древнегреческие свирель, орган, жертвенник, секира, яйцо, крылья Эрота; а в двадцатом столетии — ярусы воды фонтана, дождь, птицы, дерево, скамьи и падающие башни.

Встречаются и совсем загадочные, так называемые «пифагорические» стихи, которые сочиняли ученики российских духовных академий в 17-18 веков. Об этих стихах известно, что они сочинены в форме теоремы Пифагора, хотя сейчас признать в них теорему весьма трудно. Почему воспитанники духовных академий представляли теорему Пифагора именно так, а не иначе — вопрос любопытный, но ответ на него неизвестен.

Фигурные стихи всегда появлялись в особой интеллектуальной среде. Все их авторы почти без исключения были не только поэтами, но и эрудитами и учеными.

Самые ранние стихи такого рода принадлежат александрийским поэтам Симмию, Досиаду и Феокриту, они и считаются изобретателями этого жанра. Известны их стихи в виде секиры, яйца, крыльев бога любви (Симмий), алтаря (Досиад), свирели (Феокрит).

Фигурные стихи назывались по-гречески «пайгниями», или «играми», но это были игры особого рода — игры ученых. Сам город Александрия был центром эллинистического мира. Там работали философы Плотин и Ямвлих, развивались литература и наука, была основана знаменитая Александрийская библиотека (до 700 тыс. свитков, все ценные труды греческой и восточной мысли). Александрийская поэзия создавалась для изощренных ценителей, создавали ее авторы, совмещавшие в себе черты поэта и ученого.

Когда античный мир исчез, уступив место эпохе христианства, на сочинение фигурных стихотворений это никак не повлияло. Раннехристианский поэт Порфирий Оптациан создавал стихи в форме алтаря, свирели, органа (по последнему стихотворению можно даже с точностью реконструировать форму древнего гидравлического органа), а также в виде призм, пальм, корабля.

Появление фигурных стихов с тех пор не прекращалось. Менялась историческая обстановка — и фигурные стихи кочевали с места на место; предметы, которые они изображали, тоже изменялись. Но возникала такая поэзия всегда лишь там, где хранились знания.

Александрийская библиотека сгорела, а в Средние века центром высокой учености стали христианские монастыри. Монахи и аббаты увлеклись фигурными стихами, сочиняя подчас целые книги в форме крестов. Известен целый ряд подобных сочинений, в том числе «Трактат о восхвалении креста» аббата Фульда (IX век).

Но вот ситуация снова изменилась, уже и монастыри перестали быть единственным источником учености и знаний. Дальнейшая судьба графической поэзии связана со светской наукой и искусством, вскоре она окажется под покровительством университетов и академий.

Любопытно наблюдать, как в это время меняются сюжеты. Мы видим это на примере двух поэтов, воспитанных в монастырской среде и ощутивших на себе влияние светского мировоззрения: Ф.Рабле во Франции и С. Полоцкого в России.

Франсуа Рабле (1494 — 1553) в детстве был отдан в монастырь францисканского ордена. Занимался там античными языками и правом. Занятия Рабле всегда носили энциклопедический характер: он изучал медицину, философию, юриспруденцию, археологию, естествознание; не обошел вниманием он и фигурные стихи. Однако Рабле не стал писать стихотворений в форме крестов: оставив примерно то же содержание — молитву — он ее насмешливо перевернул: божество выбрал другое, другой стала и форма. Так в его «Пантагрюэле» появилась молитва к Божественной Бутылке (в форме бутылки), а двумя главами позже — и стакан, составленный тем же образом.

Иеромонах Симеон Полоцкий — первый по времени влиятельный российский поэт и ученый (конец 17 века) — был автором проекта Славяно-греко-латинской Академии в Москве и писал стихи в форме креста, восьмиконечной звезды, сердца. Сочинение стихов послужило причиной его светской карьеры. Изысканный рисунок «сердца» напоминает языческие лабиринты.

Фигурные стихи писали Сумароков и Державин, Апухтин и Брюсов. Известно, что Пушкин восхищался стихами Нодье, изображавшими лестницу. Не было ни одной европейской страны, в которой не создавались бы стихи в виде предметов.

Вскоре разнообразие сюжетов дошло до того, что оксфордский математик и сказочник Льюис Кэрролл (1832-1898) ввел в свою книгу о приключениях Алисы в стране чудес стихотворение в виде мышиного хвоста. Форма стихотворения предварительно объясняется автором: «И пока Мышь говорила, Алиса все никак не могла понять, какое это имеет отношение к мышиному хвосту. Поэтому история, которую рассказала Мышь, выглядела в ее воображении вот так…»

Мышиный хвост, это уже, конечно, далеко не то же самое, что крылья бога любви, христианский крест или пифагорова теорема. Но так изменилась форма графической поэзии на протяжении многих веков.

Наконец, в начале XX века появились «каллиграммы» — изысканные фигурные стихотворения французского поэта Гийома Аполлинера.

«Это искусство таит в себе огромные возможности, — писал создатель «каллиграмм», — вершиной его может стать синтез музыки, живописи и литературы». В этих стихах, — многие из них Аполлинер рассылал во время Первой мировой войны в письмах друзьям, — можно найти целую россыпь образов: автомобиль, дождь, заколотую горлинку и фонтан, дерево, и т.д.

Дальнейшие события XX века были стремительны. Но революции, войны, общественные и экономические потрясения не повредили фигурной поэзии. Игра продолжала разыгрываться по прежним правилам.

Фигурные стихи создает И. Бродский (ему принадлежат два «Фонтана», в виде ярусов воды, причем один из них — «Барочный фонтан в стене на Вилла-Скьяра» — шедевр фигурной поэзии, наравне с «Дождем» Аполлинера), А.Вознесенский (поэт и архитектор, автор множества графических стихов, в том числе и стихотворения, иллюстрирующего низвержение Сухаревой башни). История фигурных стихов ясно говорит о том, что, несмотря на все исторические катаклизмы и изменения, эта игра, поэтический фокус, никогда не утрачивала своего значения. Даже и сейчас она воспринимается по-прежнему свежо. Этот удивительный факт говорит о том, что графическая поэзия исполняет некую задачу — если не поэтическую, то интеллектуальную. И совершенно не случайно фигурными стихами интересовались специалисты из других областей искусства (например, С. Эйзенштейн писал о них в связи с идеей монтажа в кино), а в точности подобное явление существовало и в музыке.

Объяснение найти легко: создание и чтение графической поэзии развивает воображение и ассоциативное мышление.

Это задача, которую решает правое полушарие человеческого мозга, отвечающее не за рациональное начало и логику, а за синтез, внезапные открытия, возникающие путем мгновенных сопоставлений и ассоциаций.

Подобный тип мышления необходим не только в искусстве, но и в науке. Его обнаруживали величайшие ученые, и в наиболее совершенной форме им обладал, по-видимому, Эйнштейн, который, по некоторым свидетельствам, способен был решить задачу, оперируя лишь зрительными образами, и лишь затем облекал ее в слова и понятия.

Сын Эйнштейна рассказывал: «характер у него был скорее художника, чем ученого, как мы обычно представляем их. Например, его высшей похвалой хорошей теории или хорошему произведению искусства было не то, что они правильные или точные, но то, что они красивы».

Эйнштейн не создавал фигурных стихов, но играл на скрипке. А если мы вспомним еще одного, на сей раз литературного персонажа — Шерлока Холмса — то заметим, что и он удалялся в свою комнату и играл на скрипке, когда хотел разгадать очередную интеллектуальную задачу. Навряд ли знаменитый сыщик, выдуманный Конан Дойлом, мог быть прекрасным скрипачом. Играл он, скорее всего, плохо. Но скрипка была бы для него инструментом, помогающим тренировать его мыслительный аппарат в некоторых, возможно, еще не до конца исследованных возможностях. И Эйнштейн, и Конан Дойл открывают скрытую сторону искусства: искусство как инструмент познания.

Крайне характерно, что игра фигурными стихами существует не в виде формул или схем, она облечена в форму искусства. Для ученых поэтов фигурные стихи — своего рода «скрипка Шерлока Холмса». Инструмент, дающий возможность пользоваться особым, синтетическим видом мышления, который иногда крайне необходим.

Иллюстрации:
См. галерею графических стихов на ashtray.ru

Анна Благая
опубл. в журнале «Универсум»